Оператор

Оператор привычным движением открывает шкафчик. Снимает часы с резиновым ремешком, потускневшее обручальное кольцо, выворачивает какую-то мелочь из карманов и прячет все это в металлический ящичек с номерком. У ящичка есть маленький замочек, но оператор не станет искать ключик. Он просто поставит ящичек на полку в шкафчике.

Резиновые сапоги покрыты коричнево-зеленой грязью. Пока оператор присаживается на деревянную лавку и стягивает обувь, грязь капает на пол. Руки теперь тоже грязные. Оператор, уже босый, оглядывается, ощупывает взглядом комнату: под лавками, на металлических ящиках, под умывальником. Нигде нет ничего лишнего. Вытереть руки нечем. Тогда оператор делает совсем необъяснимый поступок: подходит к умывальнику (ступни с каждым шагом прилипают к холодной плитке) и поворачивает двумя пальцами кран. Конечно, ничего не происходит. Оператор молча возвращается к своему шкафчику и, замерев на секунду, вытирает руки о полы своей куртки. Затем снимает ее и вешает на крючок в шкафчике. Следом за курткой там же оказывается растянутый серый свитер, белая майка, брюки без пояса, семейные трусы. Оператор закрывает шкафчик.

В коридоре свет яркий. Через каждый метр на потолке установлена лампа - длинная тонкая стеклянная трубка, зажатая с обеих концов металлическими скобами. Некоторые лампы светят уже тускло: наверное, газ из трубок просачивается через микроскопические трещины. Когда газ выйдет совсем, лампа погаснет. Все лампы мерно гудят. Оператор знает, что гаснущие лампы звучат по-другому, как будто заранее предупреждая о своей смерти. В их голосах появляется едва различимый присвист. В коридоре холодно. Волосы на теле оператора торчат, как усики насекомого. Яички подтянулись повыше, пытаясь прижаться к теплу промежности. Ногти на ногах немного посинели.

Дверь открывается неспешно: вот щелкнула задвижка, когда оператор опустил ручку вниз, вот отлепилась от рамы резиновая прокладка, вот заскрипели петли, силясь справиться со ржавчиной - и только потом железная пластина с маленьким окошком на уровне глаз поплыла внутрь. Положено сначала смотреть в окошко, а потом - если не обнаружено ничего необычного - открывать дверь, но оператор уверен, что за дверью ничего не изменилось. В комнате за дверью нет ничего. Оператор быстро проходит через пустую комнату к двери уже без окошка. Но проход пока закрыт. Слева от двери зажигается таймер, яркие оранжевые диоды вычерчивают количество секунд, оставшихся до конца дезинфекции. Комната становится вместо белой - голубой, это зажегся стерилизующий свет. Нужно подождать. Еще 15 секунд. Оператор, как и следует, расставляет ноги и разводит в стороны руки, чтобы не осталось никаких неочищенных складок на теле. В этой комнате немного теплее, чем в коридоре. Когда на таймере появляются только нули, звучит глухой, но достаточно громкий гудок: брррп! Это значит: можно идти дальше. Сам по себе щелкает замок и дверь без окошка от собственного веса слегка приоткрывается.

Чем же тут пахнет? Оператор пытается вспомнить, но никак не получается. Пока он натягивает безразмерное белье, а потом халат и шапочку, в уме проносятся разные варианты. Каждый раз, впрочем, одни и те же: плесень? горелая проводка? мой собственный пот? Оператор обувает неудобные ботинки, а сверху - бахилы. Зеркала нет.

Следующий коридор заканчивается лестницей, которая, закручиваясь, уходит вверх. Здесь почти темно. Оператор поднимается не спеша, чтобы не сбилось дыхание, а решетчатые ступени вибрируют, отвечая на шаги. Пумм… пумм… пумм… Подъем длится несколько минут. На самом верху небольшая платформа; светит тусклая лампа, похожая на капсулу в сетчатой оболочке. Чтобы открыть дверь, оператор проворачивает холодный вентиль два раза против часовой стрелки. Когда задвижка высвобождается, дверь как будто вздыхает и просаживается. Вот он и на месте. Теперь два поворота по часовой стрелке: чтобы закрыться.

Как и следует, оператор сначала делает запись карандашом в журнале: проставляет дату, время пересменки, вносит свою фамилию и инициалы. В крайней ячейке положено ставить подпись. Подпись у оператора простая и ничем не примечательная. Весь разворот журнала только ею исписан. Но сегодня что-то не так с привычным движением: может быть, оператор слишком сильно прижал грифель к бумаге? Карандаш неприятно хрустнул и в журнале на месте подписи остался неуклюжий графитовый след. Оператор замирает в нерешительности: что делать? Искать точилку и пытаться починить испорченную строку в журнале или оставить как есть? Оператор с тоской прокручивает в голове нужные действия: в этой комнате точилки нет, придется спускаться вниз. С громким хлопком он закрывает журнал и отодвигает его на край стола.

Над приборной панелью на стене висит лист бумаги. В этом списке уже давно нет нужды: оператор выучил его наизусть. Четкими движениями он поворачивает черный переключатель из позиции 0 в 2 (щелк! щелк!), три красных тумблера переводит в верхнее положение (клац! клац! клац!), ползунок "Мощность" поднимает к отметке "80". Вся комната, стол, привинченное к полу железное кресло как будто пробуждаются ото сна - начинают едва заметно вибрировать, иногда как будто судорожно вздрагивают. Становится различимым слабый гул. Наконец оператор опускает на уровень глаз окуляр перископа, похожий на маску для ныряния. Вверх к потолку от "маски" идет трубка, слева и справа у "маски" есть ручки, за которые удобно держаться. Но поворачивать "глаз" перископа нельзя: он всегда смотрит из одной позиции.

Прохладная резина касается лба, щек и переносицы. Поле зрения заполняет хорошо знакомый пейзаж - и от этого оператору становится легко и свободно. Бугристая земля, торчащие из нее местами сухие ветки - иногда в странных скоплениях, продолговатые булыжники - некоторые как будто с округлыми дырами - и разбросанные там и сям маленькие горки песка. Оператор пытается охватить всю картинку целиком, проглотить ее глазами, еще и еще раз насытиться ею. А когда и сам ход мыслей в голове останавливается от переполнения красотой серого и алюминиевого, мышьякового и кварцевого, цементного и антрацитового - оператор непроизвольно задерживает дыхание, словно пытаясь тем самым прекратить всякое движение в комнате, даже и ток времени. Затем так же спонтанно, с шумом выпускает воздух и, поежившись от приятного покалывания в теле, обходит взглядом панораму теперь уже медленно, фрагмент за фрагментом.

"Обходить" оператор научился с разной скоростью - когда хочет, может завершать полный круг и за час, повторяя взглядом каждую крошечную риску и контур. Иногда он спешит, особенно, если голоден - и "обход" длится всего пару минут. Сейчас он чувствовал себя бодро и потому торопиться не стал. А уже через полтора часа засосало под ложечкой и голова немного отяжелела - самое время для перерыва.

На лице от окуляра остались красные полосы. Оператор встал со стула, немного размялся и подошел к пищевому автомату в углу комнаты. На гладкой поверхности аппарата было две кнопки: символы над ними ("еда", "питье") уже давно поистерлись, а сами кнопки частенько заедали. Первая сработала сразу, хотя автомат пару секунд никак не реагировал. Загудело железное нутро, красным загорелась круглая маленькая лампочка ("ждите", значит). Оператор открыл дверцу и вытащил из груди автомата стакан с горячим напитком. Нажал вторую кнопку - пришлось давить с заметным усилием - и еще через минуту за дверцей оказалась свеженапечатанная дымящаяся вафля. Оператор сел на рабочее место, временно поднял окуляр и принялся завтракать.

***

Двое ползли тихо, лишь изредка один из них махал другому рукой и что-то шипел. Холм был достаточно пологий и карабкаться не было нужды. Тем не менее два человека позли, плотно прижимаясь к земле, как две крупные зеленые ящерицы. Солнце светило косо и за каждым камнем на склоне тянулась длинная тень. В каждой тени они и останавливались.

Когда до вершины оставалось пару метров, двое замерли под особенно внушительным валуном. Один из двоих, покрупнее, стащил со спины бесформенный рюкзак и принялся разминать спину.

Потом двое сидели и долго смотрели друг другу в глаза, как будто словами невозможно было выразить то, что должно. Одним коротким рывком они преодолели оставшееся до вершины расстояние и тот, который нес рюкзак, осторожно заглянул за край. Широкое поле перед ним было усеяно костями: ребра, черепа, почему-то торчащие почти вертикально вверх кости - и меж всем этим - кучки белесо-серого песка. Ровно посередине поля врос в землю бетонный цилиндр с чернеющей на высоте полутора человеческих роста узкой прорезью.

***

Почти в конце смены, во время очередного "обхода", когда оператор просматривал отдаленную группу булыжников, случилось невозможное. Мир рухнул в одну секунду. Оператор сильно зажмурился, даже замер. В голове зазвенело. Ладони сжались сами собой, так что костяшки пальцев побелели. На лбу выступил пот.

Нет, не ошибка. Произошло худшее. В окуляре оператор ясно видел две фигуры, которые осторожно ползли через поле, через кости и прах. Дрожащими руками, не отрываясь от окуляра, на ощупь открыл оператор стеклянную крышечку, под которой - большая тугая кнопка. Сразу двумя большими пальцами, с шумным выдохом, утопил ее вниз. Ничего.

Один из двоих вдруг поднял голову и, несмотря на протесты своего спутника, распрямив спину, встал в полный рост и побежал. Оператор нажал на главную кнопку еще раз. И еще. Стрелки приборов не шелохнулись. Как будто щелкнула где-то под полом пружина. Вторая фигурка тоже вскочила на ноги, бросив на землю большой рюкзак. Оператор ударил по кнопке кулаком. На шее у него вздулись вены. Фигурки все приближались.

Зашипело, загудело, дрогнул пол, с ним стол и стул, и перископ. Оператор втиснул лицо в резину окуляра, раскрыл глаза так широко, как мог. Нарастающий шум и вибрация как теплый душ окутали его, разглаживая складки на лбу, расслабляя спазм в шее. Ноги сами собой вытянулись вперед, плечи опустились. Вдруг вибрация резко стихла, а стрелка, которую оператор не видел, вошла и задержалась в красной зоне циферблата. Оператор боялся: только бы не моргнуть. Два толстых столпа света обрушились сверху на бегущие фигурки, мгновенно превратив их сначала в яркие снопы белого пламени, а затем - в подобие рассыпающихся карточных домиков.

И тут же все снова успокоилось. Вернулись на свои места неровности, булыжники, торчащие из грунта палки, странные сухие кустарники, горстки песка. Оператор облегченно вздохнул. В комнате появился приятный запах озона. Совсем скоро зазвенел таймер: смена окончена. Убрать мощность, три красных тумблера вниз, черный переключатель на 0. Вентиль - два раза против часовой стрелки.

Оператор спускался по винтовой лестнице и никак не мог выбросить из головы мысль о том, что в раздевалке его ждут грязные сапоги, а вытереть их нечем.